Иван Яковлевич Таиров в старом халате, желтый от бессонницы и мучившей
его снова этой ночью лихорадки, строго взглянул на дочь.
- Это что такое? - спросил он, пронизывая лицо Нади напряженным
внимательным взором. В руке он держал какой-то конвертик небольшого формата
нежно-розового цвета.
- Что?.. я не понимаю вас, папаша... - окончательно оробев, прошептала
Надя, расширившимися зрачками глядя на конверт.
- Ага, не понимаешь! А вот прочти, авось тогда и поймешь, - произнес
все так же строго отец.
Трепещущей рукой Надя взяла конвертик. От него нестерпимо пахло
какими-то сильными, одуряющими духами. Знакомый мелкий бисерный почерк
прежде всего бросился в глаза Нади. Так и есть. Письмо от Нюты Беляевой.
Господи, неужели она пишет там что-нибудь "такое" про любимых героев и
героинь? Но ведь Надя ее просила адресовать письма на петергофское почтовое
отделение, так как же случилось то, что это злополучное письмо попало в
руки отца? Но думать и делать на этот счет предположения было теперь уже
поздно. Надя отлично поняла это в первый же миг.
- Читай! - услышала она снова строгий отцовский окрик и дрожащими
пальцами вынула из конверта надушенный листок.
Так и есть! Сумасшедшая Нюта, и не грех ей было так подвести ее -
Надю! "Золотая моя, душка моя Надин... - писала своим бисерным почерком
Нюта, - еще нет и месяца, как мы расстались с тобою, а я уже пишу тебе.
Чувствую, как необходима тебе сейчас моя поддержка в твоем разочаровании
домашней жизнью. Чувствую, как ты страдаешь, моя милая, моя очаровательная
Сандрильона. Хотя меня и нет около, но, во-первых, чутьем, а во-вторых, из
твоего письма, я вижу твое терзание дома среди людей, которые никогда не
поймут тебя и твоих интересов. Они, прости меня, дорогая Надин, слишком
обыкновенны и прозаичны, чтобы оценить твою душу. Они не поймут того, что
ты задыхаешься среди прозы жизни и мелких интересов ее. Ты, Надин, с твоим
умом, с твоею красотою должна была родиться в королевском дворце, иметь
сотню слуг в своем распоряжении..."
О, это уже слишком! Бог знает, что пишет эта Нюта! Господи, да она
совсем погубила ее, Надю, этим письмом. И Надино лицо пылает, сделавшись
кумачным от стыда и смущения. Взгляд, не видя, чувствует на себе тяжело
устремленные глаза отца. Сердце замирает от страха, вот-вот сейчас грянет
буря. О, она, Надя, в тысячу раз охотнее провалилась бы сейчас сквозь
землю, нежели так мучиться и чувствовать себя такой маленькой и ничтожной в
глазах отца!
Иван Яковлевич отлично понимает, что делается сейчас в душе дочери, но
снисхождения Наде он не окажет ни за что: пусть не будет глупой в другой
раз и сумеет выбирать себе подруг эта глупая девчонка.
- Дальше читай! - лаконически приказывает он тоном, не допускающим
возражений.
Не чувствуя ног под собою, Надя продолжает чтение. "Ты помнишь наших
друзей... - пишет дальше Нюта, - помнишь принцессу Изольду, герцогиню
Аделаиду, графиню Лилу? А виконта Эдмонда, который один на один вышел на
тигра в честь красавицы Амиты? Ты не забыла их, Надя? Ты с любовью читаешь
те книги, которые я тебе дала? Ты хорошо сделала, что прячешь их под
матрацем, там их никто не найдет. А часы за чтением унесут тебя далеко на
крыльях фантазии и из скромной Золушки сделают принцессой..."
Розовый душистый листок на этих строках падает из рук Нади. Она
бледнеет... О, зачем Нюта написала про книги! Боже, Боже, что будет теперь!
Все последующее случилось так неожиданно быстро, что девочка теперь только,
по прошествии нескольких часов, может прийти в себя.
Иван Яковлевич, бледный не менее дочери и не менее взволнованный,
нежели она, тяжело поднялся со своего кресла и, придерживая рукою полу
халата, приблизился к Наде. Его глаза все тем же суровым взглядом впились в
глаза растерявшейся Нади.
- Ты сейчас же отдашь мне все твои дурацкие книги, весь этот мусор,
которым набиваешь себе голову! Слышишь, сейчас же! - раздельно, отчеканивая
каждое слово, произнес он. И так как Надя все еще не двигалась, сраженная
неожиданным ударом, отец взял ее за руку и повел в крошечную клетушку, где
она спала в летнее время. Поднять матрац на постели, загрести в одну общую
кучу все эти лубочного издания книжонки с самыми пестрыми и
неожиданно-глупыми обложками и подойти с ними к жарко растопленной плите на
кухне - было для Ивана Яковлевича делом нескольких минут. Когда огонь
охватил книги, отец повернулся к дочери и проговорил тем суровым тоном, от
которого все трепетало в доме:
- Вот смотри: то же самое случится каждый раз, когда я увижу в твоих
руках неподходящую для тебя книжонку. И помни, что меня ничуть не трогают
твои глупые жалобы на печальную долю, а твои мечты о принцессах я считаю
блажью, которую выбью из твоей головы. Принцесса какая, скажите,
выискалась! Скучно и душно среди обыкновенных людей! Необыкновенная она,
видите ли, не понимают ее дома, умна больно! Да и то правда, что
необыкновенная: с придурью, что и говорить. Стыдно, сударыня! Отец поит,
кормит, печется о тебе, а она... Слушай, Надежда: я шуток не терплю, и,
ежели эта гусыня, твоя подруженька, еще одно письмо такое напишет, я его
прямо баронессе в институт предоставлю, пусть полюбуется, какие у нее
питомицы имеются, как они чужих детей портят. Так ты и знай! А теперь
можешь помогать тетке обед стряпать. Да живо у меня, прин-це-сса, непонятая
грубыми людьми!
Как во сне помнит Надя мучительный час, который пришлось провести ей
после всего случившегося дома. Даже мысль о том, что ее любимая книжка про
принцессу Изольду спрятана на груди (с нею девочка никогда не расставалась,
вследствие чего книжка избегла общей печальной участи), не успокоила Надю.
В двенадцать часов (на даче Таировы обедали рано) сели за стол. Отец
молчал, изредка взглядывая строгими глазами на Надю. Молчали и младшие
члены семьи, чувствуя нависшую над головами тучу. Одна тетя Таша всячески
старалась поддержать настроение. Она очень старательно и подробно говорила
о баснословной дешевизне деревенской жизни, о свежести здешних продуктов, о
здоровом воздухе и не забывала класть в то же время лучшие куски на тарелку
своей любимицы Нади. Но ее невинные хитрости пропадали даром, ей не удалось
рассеять создавшегося гнета, и все встали из-за стола в том же подавленном
настроении, с каким садились обедать.
"Слава Богу, кончилась пытка", - мысленно поблагодарила судьбу Надя,
когда по приказанию отца, убрав со стола и перемыв посуду вместо Клавденьки
и Шурки на этот раз, она с облегченным вздохом вышла из дому и пустилась в
путь по направлению своего любимого уголка.
- Надя! Надюша! - услышала она, отойдя довольно далеко от дачи,
звонкий голос Шурки, догонявшей ее, очевидно, от самого дома.
- Что тебе надо? - довольно нелюбезно бросила через плечо Надя сестре.
Запыхавшаяся, красная, как пион, Шурка, тяжело дыша, остановилась
перед старшей сестрой.
- Надюша... ох... и ноги же у тебя... прыткие какие... Насилу догнала.
Слушай, Надя: ты не тревожься, папаша вспыльчив, да отходчив... Посердится
да и пройдет, вот увидишь... И надо же было ему самому на почту пойти нынче
утром, забрал все письма, которые адресованы нам, и прочел. Ай-ай, как
сердился! Да завтра же обойдется, вот увидишь... Ты, Надя, не горюй, а
только этой глупой Беляевой своей напиши...
- Что написать? - мгновенно оборачиваясь к младшей сестренке, резко,
почти грубо, бросила Надя. - Что написать Беляевой? Что?
- Да чтобы она не... не подводила тебя так больше, - едва нашла в себе
силы ответить испуганная грубым Надиным тоном Шурка.
Вдруг Надины руки схватили за плечи девочку, и взбешенное лицо Нади
совсем приблизилось к ее лицу.
- Не твое дело, слышишь? Не твое дело мешаться и советовать мне
что-либо! - взвизгнула Надя, не помня себя от гнева. - И убирайся ты от
меня, и отстаньте все от меня, ради Бога, и оставьте меня в покое! Все
оставьте! Не хочу я никого, никого, никого!
И, с силой оттолкнув от себя совсем растерявшуюся Шурку, Надя
быстро-быстро побежала по дороге в Новый Петергофский парк.



x x x



Теперь она одна здесь на своем любимом месте и ей относительно хорошо
и спокойно. Она может горевать, сколько ей угодно сейчас. Никто ее не
увидит тут, никто ей не помешает, никому из здешних случайных прохожих нет
никакого дела до ее настроения, до ее дум. Мука какая эти думы! Мука какая
эта жизнь, будничная, серая, полная мелких уколов, жизнь в домашней
обстановке! Ах, если бы она, Надя, могла не возвращаться туда "на дачу",
могла бы остаться здесь так сидеть всю жизнь с любимой книгой, с любимыми
мечтами, любоваться этим, так интересующим ее белым домом с роскошными
затеями, с очаровательным цветником.
Надя старается через силу забыть происшедшее с нею дома утром, все
неприятности, все невзгоды и обращает глаза по направлению белой дачи.
Что это такое однако? Сон это, или она видит наяву то, чего не видела
со дня своего появления здесь?
Белая дача ожила словно по мановению волшебного жезла. На широкой
площадке с сеткою для лаун-тенниса Надя видит теперь целую группу девушек и
молодых людей. Все это по большей части подростки, одетые в спортивные
костюмы, приблизительно ее, Надиного, возраста. Девочки (их Надя насчитала
до шести) в белых юбках и легких летних блузках с мужскими широкими
кушаками и галстуками. Юноши в полосатых фланелевых брюках и спортсменских
рубашках. На головах двоих надеты фуражки привилегированного военного
заведения. Трое других с английскими кепи на головах. Все это молодое
общество весело щебечет, перебрасывая шары новенькими ракетами. Порою
звенит испуганно-радостный возглас или взрыв звонкого, заразительного
смеха. Порою насмешливое восклицание кого-либо из играющих. Очевидно,
борьба идет вовсю, самая серьезная, самая отчаянная. Противники всячески
стараются победить друг друга. И молодежь, и девочки-подростки, не имея ни
малейшего представления об усталости, носятся, как мотыльки, с одного края
площадки на другой. Шары летают по воздуху, то попадая с ракеты на ракету,
то тяжело ударяясь в сетку. Вдруг особенно сильным ударом юноша постарше,
один из тех, на голове которого сидит форменная фуражка, посылает шар выше
забора и сетки, выше положенного игрою правила... Шар перелетает через
ограду дачи и катится по аллее, катится прямо в сторону скамейки, на
которой сидит Надя... Юноша бросается за ним, но его быстро опережает
девочка лет тринадцати с толстой, темной, пушистой, спущенной вдоль спины,
косою. В несколько прыжков девочка достигает Надиной скамейки. Еще минута -
и Надя видит раскрасневшееся в пылу игры лицо, блестящие глаза, сверкающие
в улыбке зубы.
- Наточка! - неожиданно срывается с губ Нади, и она широко раскрытыми
от удивления глазами смотрит девочке в лицо.
- Надя Таирова! Какими судьбами? Вот неожиданный сюрприз! - и Наточка
Ртищева, бывшая одноклассница по институту, крепко и звонко целует Надю
сначала в одну щеку, потом в другую.
Надя совсем ошеломлена такою встречею. Она никогда не была особенно
дружна с Наточкою, которая, как по крайней мере казалось самой Наде, была
слишком "генеральша" и "богачиха", а ее, Надю, конечно уж, "презирала" за
бедность. И вдруг теперь так радостно, так радушно и просто встречает ее
Наточка!
- Ты давно здесь на даче? Где живешь? А мы только что переехали... С
мамой за границу ездили... - щебетала, как птичка, Наточка. - Вчера только
вернулись утром, а сегодня уже, как видишь, гостей полон дом. Все свои:
кузены, сестры двоюродные. Впрочем, одну знакомую встретишь, сама увидишь
кого. Ведь ты пойдешь к нам? Сыграем партию... Пожалуйста, я буду так рада,
Надя!
Как мило и искренне сорвалось это приглашение с губ Наточки! Надя едва
верит своим ушам.
В ответ на Наточкино приглашение она растерянно оглядела свое скромное
холстинковое платье, уже много раз выдержавшее стирку и потерявшее
первоначальный цвет.
- Вздор какой, Надя! Нечего стесняться, у нас все свои, повторяю,
пришли запросто! Идем же скорее, кстати, вон и Ванечку командировали сюда
за нами, - и Наточка кивнула головой в сторону дачи, откуда спешил мальчик
лет четырнадцати в фуражке пажа.
- Куда вы пропали, кузина? - издали кричал Ванечка, - без вас партия
расстраивается, никто не хочет играть.
- Идем, Ванечка, бежим! А я вам еще одного партнера веду. - И Наточка,
невзирая на все протесты Нади, крепко схватила последнюю за руку и повлекла
за собою.
К ним присоединился Ванечка, веселый, жизнерадостный, со смеющимися
голубыми глазами пажик, и все трое, схватившись за руки, ворвались галопом
на площадку лаун-тенниса.
- Mesdames et messieurs!* рекомендую вам мою институтскую подругу,
Надю Таирову. Знакомьтесь и, пожалуйста, без китайских церемоний, -
щебетала Наточка, легонько подталкивая вперед Надю.
______________
* Дамы и господа! (фр.)

Пять девочек, вернее, очень юных девушек-подростков от тринадцати до
шестнадцати лет, по очереди подошли здороваться к Наде. Тут были две
сестрички-княжны Ратмировы: старшая Ася, красивая, стройная брюнетка с
изысканными манерами, и младшая синеглазая, щебечущая, как птичка, и
веселая хохотушка Лоло. Была и смуглая, с резкими, мальчишескими манерами
Мари Стеблинская, "первый чемпион мира" и "ярая спортсменка", как
рекомендовал Ванечка Наде свою сестру. Потом очень застенчивая, постоянно
смущающаяся Зоинька Лоренц, блондинка с пышными локонами, вьющимися по
плечам. И, наконец, еще одна девочка, при взгляде на которую Надя даже рот
открыла от неожиданности. Перед нею стояла Софи Голубева, ее бывшая
одноклассница.
- Какими судьбами? - протянула Софи, вскидывая на Надю всегда
щурившиеся близорукие глазки.
Но Надя не успела ей ответить. Надо было знакомиться еще с мальчиками,
которых, кроме Ванечки и его старшего брата Никса Стеблинского, было еще
трое: двое братцев-близнецов, очень воспитанных и корректных баронов Штейн
- Рафаил, или Ральф, как называли старшие, и Федя, похожие друг на друга,
как две капли воды, оба тщательно причесанные, оба чистенькие, с
изумительно свежими воротничками и манжетами, несмотря на убийственную
жару, и, наконец, Митя Карташевский, пятнадцатилетний сирота-подросток,
проживающий с самого раннего детства в доме Ртищевых.
Надя очень скоро перезнакомилась со всем обществом. В несколько минут
она узнала от веселых пажей Никса и Ванечки, приходившихся кузенами Нате
Ртищевой, что самый сильный противник в игре - это их сестра Маня, с нею
играть, ой-ой как жутко, что из всего наличного мужского персонала сильнее
всех братцы-двойняшки, Ральф и Федя, но что Ванечка надеется побить их всех
и прослыть первым чемпионом мира, отвоевать столь почтенное место у сестры.
- А вот Софи слабовато играет, - поддразнил он Голубеву.
- Зато Софи отлично играет на рояле, - поддержала подругу Наточка.
- Каждая женщина должна уметь играть на рояле, - комическим тоном
пробасил Ванечка.
- И каждый мужчина должен уметь держать язык за зубами, а то он у тебя
с дырочкой! - расхохоталась Маня, взглянув ласково-насмешливыми глазами на
младшего брата.
- Ха, ха, ха! - вторила ей младшая княжна Лоло.
Ванечка сделал вид, что не расслышал отпущенного по его адресу
замечания и, размахивая ракетой, обратился к Наде:
- Хотите, я буду вашим руководителем в игре?
- Но я совсем плохо играю, - покривила душой Надя, которая ни
малейшего понятия не имела об игре в лаун-теннис.
- Тогда к Ванечке не советую идти в ученицы: то, что и знаете -
забудете, вот какой он у нас учитель, - сострил Никс, высокий, стройный
юноша лет шестнадцати.